Р.М. Рильке
Нам головы не довелось узнать,
в которой яблоки глазные зрели,
но торс, как канделябр, горит доселе
накалом взгляда, убранного вспять,
вовнутрь. Иначе выпуклость груди
не ослепляла нас своею мощью б,
от бедер к центру не влеклась на ощупь
улыбка, чтоб к зачатию прийти.
Иначе им бы можно пренебречь –
обрубком под крутым обвалом плеч:
он не мерцал бы шкурою звериной
и не сиял сквозь все свои изломы,
звездою высветив твои глубины
до дна. Ты жить обязан по-иному.

Если вещь только позволяет, чтобы на нее смотрели, символ и сам, в свою очередь, «смотрит» на нас. С. Аверинцев.
Нам головы не довелось узнать,
в которой яблоки глазные зрели,
но торс, как канделябр, горит доселе
накалом взгляда, убранного вспять,
вовнутрь. Иначе выпуклость груди
не ослепляла нас своею мощью б,
от бедер к центру не влеклась на ощупь
улыбка, чтоб к зачатию прийти.
Иначе им бы можно пренебречь –
обрубком под крутым обвалом плеч:
он не мерцал бы шкурою звериной
и не сиял сквозь все свои изломы,
звездою высветив твои глубины
до дна. Ты жить обязан по-иному.

Если вещь только позволяет, чтобы на нее смотрели, символ и сам, в свою очередь, «смотрит» на нас. С. Аверинцев.