среди прочего:
АЛЕКСЕЙ СОМОВ: ...И два
допустим ты моя любовь
дворовый мальчик голубой лисенок
смешливый демон хищный полубог
капризный и насупленный спросонок
(с изнанки унавоженной земли
твои глаза цветами проросли)
И три
я все равно с собой возьму
заныкаю подальше и надольше
вот эту вот сопливую весну...
ГЕОРГ ГЕЙМ: ...Стеклянно легкий шаг нам с детства даден
И красных крыльев пышные ошметки.
Мы пляшем, пляшем в вашем околотке,
Бессильною стопою давим гадин...
НЕСТОР ПИЛЯВСКИЙ: ...Вообще говоря, вопрос «о чем молчал Хайдеггер?» куда важнее вопроса, о чем он говорил. А молчал он не только о холокосте и об Эрайгнисе, который якобы не состоялся. Второе Начало связано с Последним Богом. А «близость к Последнему Богу – это уход в немоту». Уход же в немоту есть своеобразная «логика» и стратегия Хайдеггера и хайдеггерианства. Может быть, Второе Начало – это бесцельная цель(ность), вынуждающая к опыту непрестанного и живого мышления, которое не может воплотить или раскрыть Бытие, но может увидеть вечное ускользание последнего? Может быть, Второе Начало – это гераклитовская невозможность войти в реку второй раз, а, может быть, даже кратилловская невозможность войти в нее единожды? В молчании Хайдеггера и постоянном ненаступлении Второго Начала как бы обретается небытие Гитлера, которое выше истории, в котором человек растворен в течении реки именно потому (и тем образом), что он выпрыгнул из своей основы в безосновность...
АНАТОЛЬ ТУМАНОВ: ...Ни в чём не обвиняя Хайдеггера, как и всякого европейца, не способного без неутолимой печали оглянуть на своё прошлое, критически заметим – на том, что гуманитарная бестолочь назвала «фашизмом» для него всё и завершается. Для нас это слишком напоминает соловьёвский софизм – “история имеет смысл лишь когда может быть закончена”. И тут Хайдеггер в довольно грозных тонах остужает эсхатологический пыл, - амбивалентное перманентному умиранию, заместившему подлинную смерть, забвение бытия, симптомом которого становится разрушение под видом косметического ремонта
– дома онтологии, языка, отучило европейцев что-либо завершать. Двадцать пять веков философии, - практически нескончаемое повествование, бесконечный роман, где предостаточно цепких подробностей, всегда служащих бдительными Сторожами, на все вопросы отвечающими «Всегда живые». - Сторож, сколько ночи? – Что ж тебе всё неймётся, бл.., уже две тыщи раз сказал…
А ТАК ЖЕ: ...Красота представлена в этом номере в диапазоне от динамического геометризма монгольского художника Турбурама до пластического преформизма купающегося юноши Данилы. А к ним ещё ложка крысиного яда с галоперидолом для тех почитателей няшных котиков Луиса Уэйна, которые последнее время слишком много умиляются...
от (
necrolfus)