Страниц: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12

Перечислю лишь некоторые внешние стратегии, которые, на мой взгляд, на протяжении всего описываемого периода, включая данный момент, оказывают наиболее серьезное влияние на процессы интеграции стран бывшей советской Средней Азии и Казахстана с участием России. Прежде всего, это стратегии США (ГУУАМ (1995-2005), «Большая Центральная Азия» (БЦА) — 2006 г), Китая (в основе которой лежит принцип «мягкой силы» в китайском понимании), ЕС («ЕС — Центральная Азия» (2007 г)), Японии («ЦА + Япония» (2005)), Турции («Большой тюркский  мир» начало 90-х годов XX века). Свои долгосрочные стратегии в отношении ЦА также имеют Иран, Пакистан, Индия, Южная Корея.

Перечисленные стратегии являются разными по степени проработанности, подкреплению реальными финансовыми ресурсами и наполненности реальными проектами.

На мой взгляд, стратегия Китая изначально была  менее всего виртуальна, и сейчас мы все являемся свидетелями ее значительной эффективности, в ее основу лег воспринимаемый странами региона принцип «мягкой силы», изначально привнесенный в регион с Запада, но в последствии наполненный Китаем конкретной экономической экспансией. Китайские стратегические инвестиции  (покупка акций ресурсодобывающих компаний, строительство транспортной инфраструктуры, выдача привлекательных займов, товарных кредитов и прочее) соответствуют долгосрочным целям КНР. При этом Китай до сих пор пока стремится всеми способами показать, что на политическом уровне не ставит целью прямую конкуренцию с США и Россией, по всей видимости, ожидая того момента, когда совокупность реализованных экономически выгодных проектов станет определять и политические отношения со странами региона. Данная стратегия весьма выгодно отличается от геополитической конкуренции РФ и США, которая далеко не всегда подкреплена серьезной экономической базой.

Наличие такого количества внешних стратегий, адресованных центрально-азиатскому региону, имеет неоднозначное и, причем разное значение для каждой расположенных в нем стран. При таком богатстве выбора все без исключения страны, несмотря на разность выбранных моделей собственного экономического развития, провозгласили в своей внешней политике принцип многовекторности. Однако, как оказалось, многовекторность мало провозгласить, необходимо еще и иметь ресурсы для того, чтобы ее себе позволить. Как показало время, на примере Киргизии, не всем данный принцип пошел на пользу. К сожалению, правящими элитами многовекторность зачастую воспринимается явно в упрощенном виде и, по сути, сводится к частой смене декларируемых внешнеполитических приоритетов. Опыт Киргизии в данной «многовекторности» фактически привел ее к порогу, за которым крах государственности. И, по всей видимости, Киргизия в данной трагедии может оказаться не единственной в своем роде. Однако злорадствовать по данному поводу не имеет никакого смысла, потому что до сих пор Россия и страны постсоветской Средней Азии, по сути, являются, сообщающимися сосудами, а в трудные времена взоры с мольбой о помощи со стороны последних, традиционно обращены к России.

Но как бы то ни было, в конце ХХ-го – начале ХХI-го века баланс между центробежными и центростремительными тенденциями начал приобретать свое эволюционно закономерное качество. Еще задолго до глобального кризиса 2008-2009 года  вменяемые политики поняли неизбежную необходимость создания, укрепления и развития на постсоветском пространстве межгосударственного экономического сотрудничества на многосторонней основе. Что и говорить, что без коллективных усилий не получится противостоять угрозе спада внутреннего производства и снижению экспортных доходов от его итоговой продукции.

Сегодня мы живем в условиях жесткой конкуренции нескольких мировых проектов, претендующих на создание глобальной системы, намеревающейся определять будущее всех цивилизаций, живущих на Земле. Основными «соперниками», между которыми идет  финансово-экономическая война на сырьевых, товарных, фондовых и валютных рынках, стали проект создания глобального мира, различные варианты которого предлагают правящие круги США, и китайский проект воссоздания (теперь уже на общемировом уровне) Поднебесной империи. Это то, что, как называется, лежит на поверхности.

Помимо этих видимых глобальных проектов, которые можно условно назвать «основными», поскольку силы, участвующие в их реализации, контролируют значительную часть природных ресурсов и располагают огромными военно-политическими возможностями, существуют еще, как минимум, два, не столь видимых невооруженным взглядом, мировых проекта. Это сегодня, хоть и далеко  не всегда заметный в публичном пространстве, мондиалистский проект, являющийся прямым наследником дела Ватикана по созданию «католического мира», не обладающий видимым военно-политическим и природно-ресурсным потенциалом, но за то обладающий  весьма значительными финансовыми ресурсами. И так называемый проект «финансового интернационализма», нацеленный на создание глобального общества, в котором классические национальные государства выступают в роли подчиненных по отношению к  международным финансовым структурам и транснациональным корпорациям.

Эти четыре глобальных проекта во многом противоречат друг другу, как по своим целям, так и по средствам реализации. Однако было бы ошибкой рассматривать взаимоотношения между ними как непрекращающееся соперничество. Они связаны друг с другом системой сложных отношений  взаимодействия и конкуренции, которые позволяют им ограничивать взаимные противоречия локальными конфликтами, не подвергая опасности  относительную и шаткую стабильность, установившуюся на глобальном уровне.

Для государств, образовавшихся на территории СССР, наиболее важно то, что ни к одному из этих четырех глобальных интеграционных проектов, которые реализуются в современном мире, они не могут присоединиться на сколько-нибудь приемлемых для себя условиях. Включение в любой из этих проектов требует от них фактически полного отказа от государственного суверенитета и права на самостоятельное развитие, подчинения требованиям и нормам, навязанным извне.