Спор идет не между героями и святыми; борьба идет против интеллектуалов, против тех, кто одинаково презирает героев и святых. Спор идет вовсе не между этими двумя родами величия. Борьба идет против тех, кто ненавидит само величие, кто одинаково ненавидит оба рода величия, кто стал официальными представителями мелочности, низости, подлости.
Vae tepidis; горе теплохладным. Стыд стыдливым. Горе и стыд тому, кто стыдится. Речь здесь пока не идет о том, верят люди или не верят. И каковы пространства, покрываемые и не покрываемые верой. Речь идет о выяснении того, каков глубинный источник неверия, какова глубина этой недостачи, откуда проистекает неверие. И нет источника столь постыдного, как стыд. И страх. А из всех страхов самый постыдный, бесспорно, — это страх смешного, страх быть смешным, показаться смешным, страх сойти за дурака. Можно верить или не верить (по крайней мере здесь мы полагаем так). Но стыд тому, кто отказывается от своего Бога, чтобы не вызвать улыбки у умных людей. Стыд тому, кто отказывается от своей веры, чтобы не выглядеть смешным, чтобы не давать повод для улыбок, чтобы не сойти за дурака. Речь идет о человеке, который не озабочен выяснением того, верит он или не верит. Речь идет о человеке, у которого только одна забота, одна мысль: как бы не вызвать улыбку у Анатоля Франса. Речь идет о человеке, который продаст своего Бога, чтобы не быть смешным. Речь идет о человеке напуганном, о человеке, который боится, о несчастном, который всей кожей боится бояться, бояться выглядеть, бояться показаться глупцом (из-за того, что говорит), бояться вызвать улыбку у одного из авгуров Интеллектуальной Партии. Речь идет о несчастном напуганном человеке, который озирается по сторонам, дрожа бросает взгляды вокруг, чтобы удостовериться, что никто из почтенной публики не улыбнулся над ним, над его верой, над его Богом. Это человек, который на всякий случай бросает взгляды вокруг. На общество. Взгляды сообщника. Это человек дрожащий. Это человек, который заранее извиняется за своего Бога в гостиных.
Дело не в том, что Европа что-то не понимала. Европа в глубине души понимала, что Россия при постсоветском руководстве не представляет собой угрозу для европейцев. Но подсознательно в Европе элита именно этого и боялась: что европейцы осознают ту истину, что Москва перестала быть угрозой. И тогда к элите возникнет множество вопросов.
Как только угроза со стороны России исчезнет, Европа потеряет тот фундамент "демократии и прав человека", который ее и объединяет. Существует такой термин – "фальшивый учитель". Так вот, Европа всегда была для России таким "фальшивым учителем", шарлатаном, взявшимся учить другого тому, в чем сам "наставник" не разбирается. Поэтому Европа боится России как зеркала, в котором она могла бы вдруг увидеть себя. И начать размышлять о себе, Европе.
Именно ЕС решил поставить Россию вне Европы. Не россияне делают Россию угрозой для Европы. Это сами европейцы лепят из России угрозу. И больше всего от этого страдают как раз те россияне, которые любят Европу и сокрушаются по поводу того, что их, вопреки всем их надеждам, не пустили в Европу. Ожидавшийся ими "долгожданный Годо" из романа Беккета так и не пришел.
Доронин: “Я бы не хотел, чтобы институт рабства все еще существовал, его бы следовало отменить. Я так считаю, потому что российское государство, общество, оно все было построено людьми и за счет людей. И поколениями все платили налоги, и когда мне говорят, что вот я что-то должен - кому-то Мизулиной или государству, то за меня уже давно все заплатили.Государство ниоткуда не может что-то взять, чтобы потом я ему был должен. Я не боюсь. Вышли такие заголовки. Мизулина стала как-то от них немножко отмываться, устраивать домен контроль. Я не думаю, что дальше мне что-то будут делать они только закопают себя этим. А в Твиттере многие писали, что все, пора уже сливаться в Казахстан, но я хочу остаться."
Ваня любитель Дани Милохина (это такое существо-рэпер, сбежавшее за кордон)
беги, Ваня, беги... ибо нерусь ты, а не сын России
сейчас перечитываю детективно-фантастическую повесть Ал-ра Мирера "Субмарина "Голубой кит" " (читал в третьем классе в ПП) 1966 года. Обратил внимание: автор явно из Киева, хотя действие происходит где-то на Урале или в Сибири, но главные герои явно с Украины и в школе (спецшкола при каком-то НИИ АН) преподают в основном женщины (как у нас в школе и ВУЗе), причем часто не славянки. во многом это эхо войны, породившей нехватку мужчин, но отчасти политики на равноправие полов, приведшей к засилью в учебных заведениях слабого пола и вызвавшей расслабление общества в 1960-80 гг
это следствие догмата о том, что после оплодотворения в утробе матери находится не возможность человека, которой лишь предстоит стать действительным человеком в лоне культуры его близких и человеческой среды воспитанием и образованием, а уже действительный человек, который греховен и подлежит осуждению или спасению до зачатия.
сам догмат - следствие постулата античной метафизики об абсолютной неизменности актуального божества, которое есть абсолютная действительность, в которой нет никакой возможности, ибо возможность есть изменчивость.
"Город" Клифорда Саймака (1952) и "Планета обезьян" Пьера Буля (1963) оказались пророческими, а советская фантастика того же периода (Казанцев, Ефремов, молодые Стругацкие + Лем) о светлом будущем интеллигентскими утопиями.